|
Сердце дракона
|
Интернациональный коллектив Royal Hunt не нуждается в особых представлениях. Эта команда, ведомая нашим бывшим соотечественником Андреем Андерсеном, уже более 10 лет радует своих поклонников интересными релизами, которые, хотя и получают порой совершенно полярные отзывы, неизменно имеют успех. Со времени нашей предыдущей встречи с Андреем (лето 2003 года) в коллективе произошло немало изменений – двое ветеранов группы предпочли работать самостоятельно, но несгибаемый Андрей нашел новых музыкантов и выпустил новый альбом “Paper Blood”. А через пару недель после его релиза лидер Royal Hunt в очередной раз посетил Москву, чем мы не преминули воспользоваться, не только посетив его пресс-конференцию в только что открывшемся магазине «СОЮЗ-Мегастор», но и взяв у Андрея эксклюзивное интервью. Материал, который вы сейчас читаете, представляет собой компиляцию наиболее интересных моментов из обоих мероприятий.
|
Состав Royal Hunt за последние пару лет сильно обновился. Как случилось, что в группу вернулся барабанщик Кеннет Олсен? Ведь, насколько известно, он ушел от вас в 1996 году в связи с проблемами со здоровьем…
Это была трагическая ошибка, что он вернулся назад. (Смеется). На самом деле, все эти годы Кеннет принимал участие в «семейных делах» Royal Hunt. У всех создается впечатление, будто в группе пять человек, на самом же деле у меня такое впечатление, что человек 15. И Кеннет принимал участие в жизни группы довольно долго, и желание вернуться в музыку у него было постоянно. Где-то осенью прошлого года он начал опять говорить о том, что хотел бы вернуться в группу, поехать в тур и так далее. Последние несколько недель мы репетировали вместе, и все у него было отлично. В то время, по-моему, 1996 или 1997 год, у него были проблемы, но с другой стороны, я думаю, что он немножко испугался. В общем-то, я его прекрасно понимаю в этой ситуации. Перенести многие болезни, которые у него были, осложнения на уши и т.д., было не легко. Но сейчас он чувствует себя лучше, проблем никаких не было. Так что пьет он больше, чем я, курит тоже больше, чем я. (Смеется).
Расскажите о последнем альбоме “Paper Blood”, чем он отличается от предыдущих работ Royal Hunt?
Тяжело сказать, так как я с этим альбомом сидел целый год, и у меня мнения по поводу него никакого нет. Нет, мы согласны, конечно, что этот альбом лучше, чем предыдущий и т.д., так что каждый должен купить себе два альбома! (Смеется). Естественно, в группу пришли новые люди, и сам альбом звучит немножко по-другому. Я считаю, что лучше. Кто-то может не согласиться. Я думаю, правильно кто-то написал на нашем сайте, что это самый энергичный альбома Royal Hunt. Не я это написал, но я могу согласиться в какой-то степени. Ведь действительно, в группу пришли музыканты полные энтузиазма. И даже Джон (Уэст, вокалист) и я, в общем-то, старые крысы, сделали уже много пластинок, но они и нас взбодрили немножко. Возможно, это основная разница. В музыкальном плане все пластинки Royal Hunt немножко разные. Я надеюсь, что это один из самых удачных наших альбомов, но подписываться я не буду.
С чем связанно наличие трех инструментальных композиций на альбоме?
Чтобы спровоцировать вот этим вопрос. А на самом деле, на альбоме должно было быть девять вещей, и по поводу двух инструменталок никто бы и не удивился, так было и до этого. А получилось что, у меня как-то гостил Маркус Джиделл, наш новый гитарист. Мы сидели, болтали, и я ему поставил инструментал, который называется “SK 983”. Я его сделал специально для мастер-классов за год до записи пластинки. Маркусу страшно понравилось, и он стразу нашел какой-то маленький пяточек в этой вещи, куда он может засунуть гитарное соло. И по его настоянию вещь оказалась на пластинке, и получилось три инструментала в конечном итоге, да и теперь у всех журналистов естественно есть тема для разговора – почему три инструментала? (Смеется).
Многие критики считают Ваш последний альбом более прогрессивным, а что для Вас означает термин «прогрессив» в тяжелой музыке?
Абсолютно ничего не означает. Честно говоря я не уверен, сможет ли кто-то здесь ответить, что такое прогрессив на сегодняшний день. Я не знаю что такое прогрессив. С одной стороны называют какие-то группы, Dream Theater, например. С моей точки зрения, они действительно заслуживают этого лейбла, который я терпеть не могу, но который на них все время вешается. Прогрессив, по-моему, это какое-то развитие, каждый раз с каждой пластинкой должно быть что-либо новое. Но в такой же степени можно назвать прогрессивной смесь хэви-метал и рэпа, Faith No More, например. Можно диско смешать с Iron Maiden (смеется), и это тоже прогрессивно. Никто, по-моему, велосипеда еще не изобрел со времен Emerson Lake And Palmer, Yes, и мне кажется, вряд ли когда-нибудь изобретет. С другой стороны, этот термин превратился в имя нарицательное. Смена риффов, длинные композиции, отход от стандартной формы написания песни куплет–припев–куплет-припев. Если рассматривать с этой точки зрения, то я считаю, что этот альбом менее прогрессивный, чем предыдущие альбомы, так что я не знаю… Нам платят за то, чтоб мы делали пластинки, критикам платят за то, что они о них пишут. (Смеется).
В чем смысл названия «Paper Blood”?
“Paper Blood” («бумажная кровь») - это деньги. Это их слэнговое название. Получилось это случайно. Когда я писал саму композицию "Paper Blood", текст получился немножко саркастический, по поводу «кэшуализации» нашей жизни, о том, что все можно купить и продать. Сегодня новое легкое можно купить откуда-нибудь из Бразилии, да и в России, по-моему, тоже этим балуются. Немножко страшная реальность, и на эту тему была написана песня. А потом уже обратили внимание на то, что это действительно хороший, свежий “title” для названия пластинки.
На вашем логотипе изображен дракон. Что это за дракон, откуда возникла идея сделать такой логотип?
Дракон - это я. (Дружный смех). Если вы прочитаете прессу за последние 10 лет, то поймете, что дракон - это я. Наверное, скоро на фотографиях, в каких-нибудь «Metal Hammer» и «Rock Hard» будут четыре физиономии, а вместо моей физиономии будет дракон. (Дружный смех). При чем плюющийся ядовитой слюной, огнем и т.п. На самом деле, все получилось случайно. В свое время дракона рисовал Стин Могенсен (бывший басист Royal Hunt – прим. авт.). Я думаю, мало кто знает, что Стин очень неплохой художник, но непризнанный. После его смерти - я надеюсь, что он умрет раньше меня - все его зарисовки я буду продавать за безумные деньги. (Смеется) . Дракон Стина на настоящего дракона не походил абсолютно, он был совершенно другой. Какая-то смесь змеи и крысы, но все же производил основное впечатление дракона, у него были крылья и т.д. И когда мы делали оформление пластинки “Land Of Broken Hearts” (1993), мы принесли его зарисовку Мартину, и он уже на базе этого дракона-мутанта сделал сегодняшнего дракона. Связь, конечно, какая-то была, так как сама идея названия Royal Hunt возникла после нашего короткого визита в музей, где по всюду висели щиты, гобелены. Во времена Средневековья ведь у многих рыцарей были собственные щиты с определенными гербами, цветами, формами. И Мартин их каким-то образом связал, и нам это понравилось. Выглядело хорошо.
Песня “Seven Days” во многом перекликается с Вашей более ранней песней “Message To God”, только новая песня звучит более резко. Складывается впечатление, что Ваше отношение к религии меняется в более негативную сторону – так ли это?
Я, на самом деле, на это смотрю с какой-то тео-физической точки зрения. Для меня религия - это какой-то кусок истории. И с этой точки зрения, меня ни с какой стороны нельзя назвать религиозным. Я читал Библию, читал Коран, мне это интересно, но чисто с исторической точки зрения. С таким же интересом я читал роман «Код Да Винчи», это обыкновенный интерес. В “Message To God” была немножко другая тематика, и в моих песнях она поднималась уже не один раз. Это песня о человеке, который практически отчаялся, ну, у любого человека в жизни это может произойти. У моих друзей и близких я это видел. Происходят какие-то события, за которые человек винит бога. Многие люди так поступают. Ну, действительно, происходит какая-то совершенно несправедливая ситуация, трагедия - близкий человек погибает в автомобильной катастрофе. Возникает вопрос: как бог мог это допустить? Мы часто видим, что происходят кошмарные вещи, гибнут дети. Как такое может происходить? Таким и было настроение “Message To God”. Ведь это идиотизм - с одной стороны, бог учит творить добро, а с другой стороны, допускает то, что происходит… И даже видео, которое мы сняли, оно очень хорошо это подчеркнуло. Человек пытается достучаться до бога, пишет какие-то записки, затем огромные буквы на стене, чтобы хоть как-то достучаться до бога, но бог его абсолютно не слышит. А ситуация с “Seven Days”, на самом деле, немножко юмористическая. Это сарказм, на самом деле. В России этого, наверное, еще нет, а в Америке эдакие “TV- preachers” (телепроповедники – прим. авт.) очень распространены.
У нас их тоже транслируют иногда.
Так вот, это караул абсолютный. Идея этой песни вертится вокруг этого и к богу не имеет непосредственного отношения. В тексте заложен определенный парадокс - и тут парадокс. (Смеется). Вроде бы по Библии бог создал мир за семь дней. И, создав вместе со всем миром семь смертных грехов, он тут же грозится, что все это уничтожит. Не успел построить, и сейчас уже разберу. И тут проходит параллель с этими самыми “TV- preachers”, которые тебе скажут все, что угодно, например, cемью вылечат от всех болезней, только заплати, доллары привези. И вот я удивляюсь, как миллионы людей это смотрят, и не видят противоречия. Естественно кто-то видит, но не эти миллионы. Песня практически об этом. Стоит этот проповедник, что-то рекламирует – «приди к богу, не важно как ты жил до этого, все равно». Надписи “welcome” на транспарантах. Я себе представил такой бурый лес, остров, над ним кружатся вертолеты с телекамерами, и тропический остров завешан транспарантами “Добро пожаловать”, “Заплатите здесь”, “Отпущение грехов”. Это, конечно, смешной, сатирический текст. Да это по-прежнему религиозная тема, но как-то не очень эти песни между собой связанны.
Какой альбом Royal Hunt дался Вам сложнее всего, и почему?
“Eye Witness” (2003), потому, что в это время начались «брожения» в группе. Мы записывали альбом в разных студиях, была масса всевозможных, сложных моментов. Стин и Якоб Кьяр (бывший гитарист – прим. авт.) уже определились к тому времени в том, что они хотели делать, но в то же время у них были определенные обязательства перед группой. Неприятно говорить это слово, но в принципе какой-то элемент этого был. Поэтому и судьба «Eye Witness» так сложилась. Это была единственная пластинка, после которой у нас не было тура. У нас состоялся серьезный разговор по этому поводу, и ребята, кстати говоря, был очень лояльны по отношению ко мне, так как у нас все базировалось на личных отношениях. У нас было запланировано примерно 48 концертов после “Eye Witness”, и они предложили мне закончить этот тур, чтобы все выглядело очень симпатично, гладко со всех сторон. Но дело в том, что у меня возникла в этот момент мысль, что мы расставались очень мирно. То есть никаких проблем у нас не было, мы и до сих пор остались очень близкими друзьями, часто видимся. Дело в том, что если бы мы поехали в этот тур, может быть, наши личные отношения изменились бы. Естественно, если два человека были, в общем-то, не очень заинтересованы в этом туре. Поэтому черт его знает, что если бы, допустим, после концерта номер 17 что-то там произошло бы… Поэтому я решил лучше, чтобы все осталось как было, то есть, мы записали эту пластинку и благополучно разошлись. Так что, в принципе, запись “Eye Witness” была самой сложной. Получилось в этот момент как в басне «Лебедь, рак и щука» - каждый тянул в свою сторону. Якоб страшно увлекся поп-музыкой, чем он занимался последние 3-5 лет. Он тянул в эту сторону. Стин стал все больше интересоваться современным американским ню-роком - Creed, Nickelback и т.д., он тянул в эту сторону. Мы с Джоном тянули в свою сторону. Хотели идти уже известной тропой, за что, конечно, в меня тоже камни летят, будто я захлебываюсь в самоплагиате. И мы тянули в эту сторону, поэтому эта пластинка была непростой, скажем так.
Вы не планируете снять видео на песни с нового альбома?
Видео? Нет. Единственные планы по видео, которые у нас есть - это DVD, который мы будем снимать в этом туре. Мы никогда этим не занимались, и для нас эта территория совершенно новая. Сейчас мы как раз в процессе переговоров с одной немецкой фирмой, они и будут вести съемку на DVD, может быть, пару концертов по ходу этого тура, и желательно в каком-нибудь новом интересном месте. То есть, в Японии я уже точно DVD снимать не буду. Все это должно выйти уже после Нового Года. И если все пройдет хорошо, и DVD будет более-менее успешным, тогда мы используем то безумное количество материала, который у нас скопился, начиная с 87 года, и выпустим другой DVD. Он будет исторический, документальный - «С чего начинались динозавры». (Смеется).
Какой из видеоклипов Royal Hunt, по Вашему мнению, лучший?
“Message To God”. Правда, видеоклипы я терпеть не могу и снимать их вообще ненавижу. Но по необходимости нам приходится. К счастью, последние 2-3 года нам не приходилось этого делать, за что я очень благодарен нашему менеджменту. (Смеется).
Насколько приход новых людей в группу и уход старых, повлиял на творческий процесс в Royal Hunt?
Такой вопрос, в котором выиграть я никак не могу, как бы я ни ответил. Потому что если я отвечу, что стало лучше, значит, я кинул камен в старых, если скажу, не стало лучше, я кину камень в новых. Выиграть невозможно. Я скажу так - по-прежнему все хорошо. (Дружный смех).
Кто записывал партии ритм-гитары на новом альбоме?
Все партии ритм-гитары записал Маркус Жиделл. Сам я по разным соображениям записываю совершенно микроскопические партии гитары на наших пластинках, в том числе некоторые партии, которые проще самому сыграть, чем объяснить. Тем более иногда бывают ситуации, когда ты строишь какой-то гитарный звук, который состоит из пяти-шести разных элементов. Я считаю, что это глупо - сначала их записать, потом все это разобрать, затем через полтора месяца приедет гитарист, ты ему опять начинаешь все это собирать. Проще самому сыграть. Никогда с гитаристами у меня по этому поводу проблем не было, потому, что им самим есть чего делать, и 95% процентов гитары всегда записывал Якоб, а в данной ситуации записал Маркус.
А кто в группе сейчас играет на бас-гитаре?
Ну, басист, вот, перед вами. Временно. У нас есть на примете два басиста, могу сразу сказать, что оба шведы. Мы пока еще не решили, кто будет. Не буду называть имена, потому что каждый играет с какой-то своей группой, у каждого какие-то отношения и свои дела. Один из них примет участие в туре, и если все пройдет благополучно, не передеремся к концу, то на новой пластинке будет играть новый басист, и мне не придется сидеть у Стина, занимать его бас и все его усилители. (Смеется). Потому что своих у меня нет.
Расскажите о Маркусе как о человеке и о том, как он попал в группу.
Попал совершенно случайно, а как еще? Предложения были от разных гитаристов. Все CD и кассеты приходили в Америку в менеджмент, я не получал их изначально. А там уже это все фильтровалось, и если уж совсем какая-то дрянь, то выбрасывалось сразу. То, что было более-менее интересно, уже пересылалось мне. Кстати говоря, было два гитариста из России, но самое забавное, один был из Бразилии. Как он представлял себе репетиции, я не знаю. Я хотел было написать ему в ответ, что мы репетируем три раза в неделю (дружный смех), но это выглядело бы как издевательство. Пришла масса материала, конечно, талант там был просто гигантский. Так что, выбирать можно было, практически не глядя, везде было что-то интересное. Но мы руководствовались разными соображениями. Возраст, например. Естественно восемнадцатилетнего мы бы в группу не взяли. Человек должен был, по крайней мере, сделать пару пластинок и принимать участие в каких-то турах. И в конце у нас осталось не так уж и много претендентов. Как-то я разговаривал с одним знакомым шведским музыкантом, и он предложил мне несколько имен, в том числе и Маркуса. Мы поговорили по телефону, и Маркус прислал свой материал. Звучал он очень прилично, мне понравилось, и мы продолжили общение. Я поехал в Стокгольм, встретился с ним, мы пообщались, выпили. У меня с Маркусом было похожее предчувствие, как в свое время, когда к нам приехал Джон. С Джоном вышла забавная ситуация. Он к нам попал в 1999 году, мы его встретили в аэропорту, приехали ко мне домой. И у меня через два часа было такое ощущение, будто он у нас был лет пять. Как-то он сразу влился в команду, со всеми поладил, словно он всегда с нами был. Аналогичная ситуация была и с Маркусом, и сомнений у меня не было. В итоге получился еще и бонус своеобразный. Дело в том, что когда Маркус пришел в Royal Hunt, у меня было ощущение, что он во многом один из последователей Мальмстина, судя по манере игры и тому, что я слышал. А когда мы начали плотнее работать над вещами, выяснилось, что у него помимо этого еще есть элемент блюза какой-то. Я там нашел и Ки Марчелло (ex-Europe), и Гари Мура. Всего понемножку. И мне показалось, что он очень хорошо подойдет к Royal Hunt, по крайней мере, для этой пластинки, потому что у него есть все стороны, и аспекты которые мы ищем.
При написании альбома, что рождается сначала - лирика или музыка?
Все одновременно. Я уже говорил, что песни я не пишу, сидя с каким-то инструментом, а выдумываю их каким-то образом. И когда появляются некие музыкальные фрагменты, появляются и обрывки фраз, само общее настроение. Может, не именно та лирика, которая будет напечатана в конечном исполнении, а какие-то обрывки фраз, основная суть. Иногда все появляется очень быстро, еще музыка не дописана, а уже текст сложился. Часто все это дорабатывается, но составляющие появляются практически одновременно. Я считаю, правда, 99% процентов критиков со мной не согласятся, что настроение у песни уже задается до того, как она окончательно написана.
Чем сейчас занимаются бывшие участники группы?
Стин сейчас занимается своим Cornerstone, только что у них был маленький тур, где-то концертов десять по Европе. Только что у них вышла “live”-пластинка. Они также сняли DVD с концертом в Копенгагене, так что он занят этим. Плюс он на окраине Копенгагена открыл маленькую студию, там он, кажется, собирается заниматься продюсированием. А Якоб ничем не занимается, он, как всегда, лучше всех устроился, поскольку последние несколько лет у него появились определенные поп-музыкальные привязанности. Он теперь собирается продюсировать поп-музыку. Пишет различные вещи и работает с какими-то поп-исполнителями в Дании. Пока еще никакую серьезную форму это увлечение не приняло, но он намерен очень серьезно этим заниматься. Недавно он приносил мне какие-то песни. У Стина какую-то песню он даже микшировал на его студии, он сейчас весь в этом.
А с ДиСи Купером (вокалист Royal Hunt в 1994-1998 гг.) у Вас сохранились какие либо отношения?
Никаких абсолютно.
Он периодически давал интервью, в котором говорил, что его эго в группе подавлялось. Вы не могли бы прокомментировать его высказывания?
Чтобы подавить эго ДиСи Купера нужен настоящий бульдозер. (Дружный смех). Я согласен с тем, что я дракон, окей. Но не настолько большой. Мне кажется, что многие разногласия, которые возникли, возникли после ухода ДиСи из группы. Они очень активно раздувались прессой. У ДиСи есть такая тенденция, он любит найти себе плечо и в него поплакаться, всем рассказать, насколько ему было тяжело и плохо. Но если было все настолько тяжело и плохо, то почему его сольная карьера не развилась с такой ракетной скоростью, как это предсказывали после того, как он ушел из Royal Hunt? Все это раздувалось, принимало гигантские пропорции. Чуть ли он у меня не на цепи в подвале сидел, а я рядом с кнутом ходил. (Дружный смех). Ну, бред какой-то, все было на самом деле не так. Дело в том, что ДиСи взяли в группу из Питтсбурга, нигде он до этого не отметился. Не буду в него кидать камень, с профессиональной точки зрения к нему ни с какой стороны не подъедешь, певец он замечательный, чего говорить. Работать с ним тяжело, но певец хороший. И тут он попал в Royal Hunt, произошло что-то вроде… У вас же есть «Фабрика звезд» - вытаскивают, допустим, кассиршу в магазине, и вдруг она поет, огромный стадион, свет, контракты и т.д. Ну, произошло практически то же самое. Из ничего ДиСи попал в «spotlight». Он бог, и пару лет подряд он был номер один, на виду, скажем так. Ну и экономическое благосостояние соответственное. Возникла такая ситуация - кстати говоря, об этом в прессе не пишут - что самая большая проблема с ДиСи была не у меня, а у других членов группы. Я думаю, что я бы ДиСи потерпел еще года два. Здоровье у меня неплохое, особенно тогда было. Но возникла совершенно сумасшедшая ситуация, то есть у меня был выбор - либо остается группа, либо остается ДиСи. Практически мне в этот момент был представлен ультиматум - либо половина группы уходит, либо у тебя остается ДиСи.
То есть, такое откровенное заявление от группы?
Ну, практически да. Письменный ультиматум мне, конечно, никто не присылал, но смысл был понятен. С одной стороны, у меня были друзья, с которыми я работал 10 лет, с другой стороны был певец, замечательный певец. Но певцы приходят и уходят, а перед остальными у меня были какие-то обязательства. Столько лет я их тащил в свою сторону, будто лебедь, рак и щука, как я уже говорил. И что же, я теперь их всех выбросить должен? Естественно, это бред. И поэтому и было принято такое решение. Единственное, что я могу сказать, что с моей точки зрения, под конец с ДиСи работать было абсолютно невозможно. В русском языке есть выражение «звездная болезнь», но, с моей точки зрения, у ДиСи была не звездная болезнь, у него это был просто маленький синдром. А вот эго было размером с гостиницу «Украина» - и близко не подойти. Дело кончилось тем, что когда мы записывали “Paradox” (1997), я его отправил домой посреди записи, потому что человек петь вообще не мог. Не очень хорошо с моей стороны выдавать такую деталь, но дело в том, что в меня с его стороны летело огромное количество камней. Причем я два или три года ни слова не говорил по этому поводу. Я молчал и делал. А в меня все это летело со всех сторон, что я чуть ли не диктатор, отбирающий деньги. И поэтому я молчал, пока он «устанавливал» свою новую карьеру. Сейчас, по прошествии стольких лет уже можно к этому вернуться. В конце концов, был просто бред. Человек записывал “River Of Pain” полторы недели. Я бы уже сам эту песню спел за это время. Я ее поэтому так терпеть не могу. К сожалению, Джон ее очень любит, поэтому мы по-прежнему играем ее на концертах. Я уже одурел от нее тогда, первые две фразы заняли два дня. Ну, это же вообще непостижимо! Джон у меня пластинку записывал за семь-восемь дней, причем в любых вариантах. Кто-то, конечно, по-прежнему считает, что ДиСи - это бог вокала, ну и на здоровье. А чисто технически Джон на 50 классов выше ДиСи. Я как продюсер говорю. Опять, правда, пресса в меня камень кинет, я уже прям, чувствую, как он пролетает мимо. (Дружный смех). Как продюсер могу сказать, что с технической точки зрения, их не сравнить. А уже с какой-то эмоциональной или субъективной точки зрения - другой разговор. Я в этом не принимаю никакого участия.
Вернемся к последнему альбому. Создается впечатление, будто голос Джона приобрел какие-то новые краски и как-то по-другому звучит. Чья это заслуга?
Ни в коем случае не моя. Ибо если певец хороший, он и поет хорошо. Моя работа заключается в том, чтобы написать вещь, которая оптимально подходит для данного вокалиста. После этого мне нужно правдами и неправдами из певца вытянуть лучшее, что он может сделать, и тут все средства хороши. В студии порой происходят совершенно анекдотические ситуации.
Работаете кнутом и пряником?
Бывает порой. Кнут маленький бывает, но редко. Тут есть гигантская разница между певцами и остальными музыкантами. Потому что все музыканты за своими инструментами прячутся в какой-то степени, но не вокалист. Вы скажете, что я преувеличиваю, но мне все равно, что за вокалист, будь то Дио или Ковердейл, не важно. Невозможно их поставить перед микрофоном дать текст, и сказать - вперед! С каждой маленькой интонацией нужно работать, и работать по-разному. Иногда нужно обманывать певцов, я это от них не скрываю. Например, если мне певец говорит, что у него какая-то фраза получилась, а она мне абсолютно не нравится, не надо с ним спорить. Нужно оставить эту фразу и идти дальше, а через пару дней вернуться назад и продать это иным образом. Напомнить об этой фразе, что записывали два дня назад. Он, конечно, о ней уже все забыл, потому что за это время он записал еще семь вещей. Потом как бы напомнить, будто он предлагал в ней какой-либо интересный оборот, и предложить перезаписать фразу. И он идет и делает исключительно то, что тебе нужно. Вот так обмануть можно иногда. (Смеется). Иногда бывает, что вокалист спел какую-нибудь фразу, и она сидит, как должна сидеть, замечательно, одним словом. А он говорит: «Нет, я сделаю лучше.» Соглашаешься, но на запись магнитофон не ставишь. И вот он поет одну и ту же фразу точно таким же образом, разницы уже абсолютно никакой нет. Сидишь, внимательно слушаешь, и каждый раз, когда он изобразил что-то и смотрит на тебя с вопросом в глазах, ты говоришь - замечательно! (Дружный смех). Он поет, поет! Минут 15-20 тратит на это. Потом спрашивает, хорош ли был последний вариант? Ты отвечаешь, что вот, по-моему, вариант номер 14 был самый удачный. Ставлю самый первый вариант, с которого все началось. Он: “О, вот видишь, вот я же говорил!” (Хохот). Со всеми так, но с певцами особенно.
Известно, что у Джона индейские корни, а к какому племени они ведут?
По-моему, он «ирокез», но точно не могу сказать. Как-то давно мы с ним разговаривали на эту тему. Название было какое-то такое закрученное, на «ирокез» похожее, но точно не помню. Но вообще, когда он находится у меня дома, он меня постоянно пугает, потому что ходит по дому совершенно неслышно. (Дружный смех). Я стою себе, посуду мою вдруг - бац! Как по тропе войны, честное слово. (Хохот). Но так он парень очень приятный, более легкого человека я еще не встречал. Он как-то всегда самостоятельно обходится, его не нужно развлекать как других. Помню, как-то он находился у меня, и в какой-то момент я рано проснулся, смотрю, а он перед домом стоит, где у меня въезд для машин. Перекладывает какие-то плиты, камни. (Дружный смех).
Кто принимал участие в оформлении обложки “Paper Blood”, и какой смысл в ней заключен?
Делал обложку швед по имени Карлос…. Не помню. Латиноамериканское имя, а фамилия шведская. Нашли мы его довольно случайно, по Интернету. У него на сайте была масса всевозможных обложек и наша - одна из них. Это были неиспользованные рисунки, и один из них нам очень подошел. Мы сидели и разговаривали с Джоном по поводу обложки, о том, как она должна выглядеть. И вот мы представляем ее по аналогии с названием “Paper Blood”, какой-то такой печатный станок и человек, каким-то образом к нему приспособленный, а из этого печатного станка во все стороны летят деньги. Джон сказал, что это надо будет заказывать, и что пока я объясню, чего хочу, пройдет еще три месяца. И как-то мы сидели в Интернете, о чем-то разговаривали и вдруг - бац! - вылетает эта обложка. Конечно, она была не совсем в том виде, в котором сейчас вы ее наблюдаете, но в принципе идея была такая. И я говорю: “Вот видишь, а ты говорил про три месяца, взяли и нашли». Где-то пару недель Карлос ее дорабатывал, что-то такое сделал, и в итоге получилась обложка. Какое-то непонятное существо, которое то ли деньги производит, то ли поглощает. Если поглощает, то я думаю, половина мужской публики знает, кто это. У них такое существо дома на кухне тоже стоит. (Дружный смех).
Отличаются ли друг от друга по эмоциональному восприятию поклонники Royal Hunt во всем мире?
По эмоциональному восприятию - да! В Южной Америке остается только зажаться в какой-нибудь кокон, потому, что они сдирают с тебя все абсолютно. Они очень физически активные. Встречают, например, на выходе из магазина, подписываешь пластинку, а он с тебя другой рукой уже кольцо снимает. (Хохот). Это не потому им нужно, что оно представляет какую-то материальную ценность, им просто от тебя что-то нужно, ну например, кусок куртки, не важно что. Волос выдрать кусок, но что-то с собой взять, на память. Чтоб сказать потом: “Вот был, видел, подписал, вот – ухо Джона Уэста!” (Дружный хохот). К этому надо быть подготовленным. Когда мы первый раз туда приезжали, еще с ДиСи, он был весь покрыт чем-то блестящим, как новогодняя елка. И на него, конечно, в первую очередь все накинулись, он чуть ли не плакал. Мы просто были совершенно не подготовлены. Если бы мы знали, то набрали бы с собой какой-нибудь дряни - фотографий, медиаторов, всего такого. Мы бы все это раздавали благополучно, и наши личные вещи все оставили бы в покое. А поскольку мы не знали этого, с нас сдирали все абсолютно - рукава, например, все что попадет. В Японии же такого нет, в Японии все стоят на расстоянии пяти метров. Все с фотоаппаратами, желательно даже два, чтоб на каждый глаз по фотоаппарату. (Дружный смех). Причем фотографируют далеко не в самые удачные моменты. Сидишь, например, ешь что-нибудь в ресторане - БАЦ! У тебя все повылетало - еда, вилка и т.д. Они приходят вечером после каких-то мероприятий, например, концерта. Как правило, промоутеры после концертов ведут музыкантов в какой-нибудь бар, ну и конечно, все «назюзюкаются» там безобразным образом. Кто-то из нас, не все. И в этот момент, когда ты сидишь со своими друзьями, разговариваешь, кто-то сигаретой в носу ковыряет, и тут опять - БАМ! Но мало того, что они сделают эту фотографию, они ее на следующий день утром напечатают и принесут подписать. (Хохот). Мало того, что ты похож на идиота на этой фотографии, они еще хотят, чтоб ты подписал – подтверди, мол, что так оно и было! (Хохот). В Америке свои фэны. Там бытует этакое братство, распространение которого даже охватить невозможно. Они считают, что раз они пришли на концерт, то ты им обязан всем. Ты должен с ними стоять и разговаривать, а если ты этого не делаешь, ну мало ли, в этот момент чем-то занят, то обижаются. То есть если, не дай бог, ты кого-то там от себя отодвинул, не позволяешь хлопать себя по плечу всем подряд, то ты, по-русски говоря, пафосный. Это нельзя, боже упаси. Поэтому я из автобуса там вообще не выхожу. Про дам в Америке я вообще говорить не буду, мы их пачками из автобуса потом выбрасывали. У них свой подход к этому абсолютно, ты входишь в автобус, там группы вообще не видно. Мини-юбки, пупки по всему автобусу. Ты кричишь: “Кеннет!”, а конца автобуса раздается сдавленный голос: “Я здесь…”. (Дружный смех). А во всех остальных странах, в общем-то, нормально.
Есть мнение, что лирика ваших песен весьма мрачная. Вы с этим согласны?
Да, кстати, я обратил внимание, что именно в России, непонятно почему, мои тексты воспринимаются как мрачные. Вот этого я понять никак не могу. Я у себя мрачных текстов не вижу. Или у меня сарказм настолько мрачный, что я уже перестал его сам замечать. (Смеется). Допустим, есть какая-то печальная баллада, та же “Season's Change”. Ну да, печальная вещь, но таких миллион. Вы послушайте Whitesnake, к примеру. Есть просто грустные вещи – «я ушел, ты ушла, он умер, она умерла». (Дружный смех). Все это достаточно избитая тема. Ничего мрачного я в этом ничего не вижу. Такой печальный романтический настрой для дам. На каждой пластинке, если вы обратите внимание, обязательно есть одна баллада для дам. Но в России, может, переводят так, как видят, и поэтому получают мрачную атмосферу? По поводу «Paper Blood” мне сегодня сказали, будто песня про конец мира вообще. Но ведь это не так. Это забавная, смешная даже вещь, сатирическая. Суть песни в том, что стоит продавец и его ассистент, и они вам предлагают буквально все, что пожелаете - новую жену, новую жизнь, новую печень и т.п. Достаточно забавно, но люди видят все в черных красках.
Вопрос о песне “Legion Of The Damned” - что побудило вас к написанию столь резкого текста, и действительно ли она написана о Москве?
Дело в том, что несколько моих приятелей побывали в Афганистане еще до моего отъезда из России, и некоторые из них вернулись инвалидами. Но песня написана не о них конкретно, тут получилась некая комбинация идей. Я смотрел какой-то документальный фильм о Французском Легионе - вот эта смесь их экономического фанатизма с одной стороны, и с другой стороны, незащищенность людей, которые в свое время в Советском Союзе были втянуты в абсолютно бессмысленную, никому не нужную “мясорубку”. Такая вот связь. Мне было очень тяжело об этом писать, но я попытался связать это каким-то образом. Суть в том, что если человек попадает в подобную “мясорубку”, то не играет особой роли, попал ли он туда из каких-то экономических соображений, как во Французском Легионе, или он попадает туда, когда Родина-Мать зовет. Они в итоге попадают в одинаковую ситуацию и испытывают схожие переживания. Поэтому я не могу сказать, что эта песня написана о России или о Советском Союзе, это не так. Она навеяна просто людьми, с которыми я был знаком в то время, когда я написал эту песню.
Вопрос у нас породила строчка “I’m back in town where I was born” («я вернулся в город, где родился»), и мы подумали, что они посвящены именно Москве.
Не совсем так, я просто представил себе тех людей, которые вернулись назад. Допустим, у американцев есть Вьетнам, у них есть своя проблема, и те люди, которые вернулись калеками, были приняты в Америке практически так же, как это было в России, когда люди возвращались из Афганистана, и к ним относились, как будто это грязь. Они никому не интересны, никому не нужны. Никто не заботился об обещаниях, которые были даны этим людям, и не важно, даны были они родиной или тем же Французским Легионом.
Многие считают, что последний альбом стал новым этапом в музыке Royal Hunt. Вы с этим согласны?
Каждый раз, когда мне говорят о новом этапе, я уже не знаю, мне радоваться или возмущаться по этому поводу. Когда мы сделали первую пластинку, нам сказали, что такая группа вообще никому не нужна. Кому это все надо? Мы сказали, ну окей, может быть и не надо. Вдруг пластинка стала пользоваться успехом. Появился второй альбом, “Clown In The Mirror” (1994). Все сказали: “К первой пластинке вообще отношения никакого не имеет. Это черт знает что». Она продалась лучше, чем первая пластинка. Потом появился “Moving Target” (1995). Я помню, представитель одной японской компании нам сказал: «Вот эта пластинка уже совсем для другой публики», однако все купили “Moving Target”. Потом я сделал “Paradox”. Я помню, в Германии у нас была компания, Semaphore, по-моему, дай бог им здоровья. Они были так разочарованны, они от меня ждали такого, а получили совсем другое. А я в это время сидел в студии и Radio Edits им какие-то резал, настроение уже было соответственное, конечно. Но альбом продался еще лучше. Когда вышел “Fear” (1999), говорили, что это вообще к Royal Hunt никакого отношения не имеет. Сейчас я смотрю какие-то журналы, рецензии – классический Royal Hunt. (Дружный смех). В одном крупном французском журнале, совершенно серьезно обозреватель написал, что он проводит прямую параллель между “The Mission” (2001) и “Paradox”. Как хочешь, так и понимай, прямую параллель провел человек. А когда вышел “Eye Witness”, я ходил весь в броне. Политики порой в таких выступают, чтобы, не дай бог, помидор кто не кинул или камень какой. Нам вообще сказали, что, мол, какой-то джаз он туда всунул, что это такое!? Теперь появляется “Paper Blood”, и на него сразу навесили новый ярлык “prog power”, теперь это так называется. Я эти ярлыки терпеть не могу. Вот я не знал, теперь знаю, что это prog power. С одной стороны, говорят: «Ужасный самоплагиат!», с другой стороны говорят: “Замечательно, это что-то новое”. Кто-то говорит что-то третье, и если всех слушать, пластинку никогда не сделаешь. Поэтому я их и не слушаю. Честно говоря, не в обиду немногочисленным журналистам, которые здесь присутствуют, скажу, что критику я не читаю. Если только по необходимости кто сунет какой-нибудь журнал под нос. Дело в том, что мнение журналистов субъективное, может быть, они правы, может быть, не правы. Я не знаю. Какой-то умный человек сказал, что если веришь в хорошую критику, то верь в плохую. У меня как-то с Джоном был разговор. Когда он пришел, на него, естественно, наехали очень здорово, ведь он пришел после ДиСи. И что бы он ни спел, не важно что, никто уже не смотрел, хорошо он поет или плохо. Все сравнивали: а вот эту букву “А”, которую он спел, так ли он это сделал в сравнении с ДиСи? Он расстраивался по этому поводу, и я ему сказал: “Джон, ты же веришь в критику, когда журнал тебе дает 10 из 10, и пишут, что вот, наконец, Royal Hunt получили гениального певца. Тебе приятно?” Он отвечает, что, конечно же, приятно. «Ну, раз ты это читаешь и в это веришь, то будь любезен, верь, когда тебе ставят 0 из 10 и говорят, что ты вообще катастрофа». Но ведь можно выбрать третий путь - не читать ни то, ни это. Сам внутри всегда же знаешь, что ты сделал. Когда ты закончил пластинку, ты же знаешь, хорошую ты сделал пластинку или плохую. Отдай ее людям, а там уже сами разберутся, кому-то понравится, кому-то нет.
Стин Могенсен сказал нам в интервью, что пик карьеры Royal Hunt приходится на время тура в поддержку альбома “Paradox”. Насколько Вы согласны с этим утверждением?
Если говорить о группе нашего уровня, а не о таких коллективах как Metallica или Aerosmith, то каждый год появляется какой-то маленький пик в карьере. Я со Стином не согласен по этому поводу и не согласен был много лет. Это не значит, что у нас с ним были какие-то серьезные разногласия по этому поводу. Просто он считал, что когда мы подошли к “Paradox”, это был оптимальный момент в жизни группы. Если мы посмотрим на это с точки зрения продаж пластинок, тут на первом месте будет отнюдь не “Paradox”. То есть экономически никакого пика в районе “Paradox” не было. С точки зрения тура, то тур после “The Mission” был лучше, чем тур после “Paradox”. Я могу его точку зрения оспаривать фактическим материалом, но я прекрасно понимаю, что Стин имеет в виду. Для него лично пик Royal Hunt, был в 1997 году, потому что после этого мы пошли немножко разными путями. Несмотря на то, что мы друзья и играли в одной группе. Интересы Стина, как и Якоба, стали с каждым годом отдаляться от той музыкальной тематики, которой придерживается Royal Hunt. Я по-прежнему интересуюсь классическим хард-роком, прогом, собственно, всей той кашей, которую я делаю. А Якоб стал все более интересоваться поп музыкой. Стин, как я уже говорил сегодня, заинтересовался американским ню-роком вроде Blink 182, а это направление, которое меня в принципе абсолютно не интересует. Не потому, что это плохо, нет, просто не интересует. А ему показалось, что для того, чтобы добиться какого-то большего коммерческого успеха мы должны идти в этом направлении. И тут у нас начались уже какие-то разногласия, которые достигли кульминации на “Eye Witness” и потом мы разошлись.
Альбом 1999 года Вы назвали альбом словом “Fear” («страх»). Что это было - состояние души или некий фрагмент всего вашего творчества?
Отчасти это был фрагмент 1999 года, также как с “Land Of Broken Hearts” был фрагмент 1992 года. И в тот момент он правильно вписался в какой-то маленький мирок, в котором я живу. Он подошел именно в этот момент. Позже появился “The Mission”, затем “Eye Witness”. Они словно фотографии, запечатлевшие период, в котором я находился, мои мысли. Та же самая история с “Paper Blood”. Когда я начинал писать, я понятия не имел, как “Paper Blood” будет выглядеть в конечном итоге. Я не знал, что придет Маркус. Я не знал, что из этого получится. Я не знал, что появятся эти злосчастные три интсрументала. (Смеется). Я ничего этого не знал. У меня была какая-то идея, как со всеми идеями часто происходит, она приняла какую-то собственную жизнь. Запрограммировать такие вещи невозможно. Мне кажется, что если ты запрограммируешь какую-то пластинку, будет полная дрянь. Может, я ошибаюсь, я не знаю, во всяком случае, не пробовал. У этих идей происходит своя жизнь, они сами развиваются каким-то образом. Кстати, “Fear” тоже изначально плохо приняли. Он продавался хорошо, в тот момент это была самая хорошо продаваемая пластинка Royal Hunt, а пресса была абсолютно отвратительная, потому что в этот момент ушел ДиСи, начались все эти скандалы. Звук на пластинке был совершенно другой. Она у нас получилась какая-то такая вальяжная, было мало быстрых вещей. И самих песен было мало, и они были длинные, заумные, было очень много клавиш. И все вокруг зубы точили по этому поводу.
Сольный фортепианный альбом “OceanView” (2004) стал для Вас своеобразным экспериментом. Как Вы оцениваете успех этого шага?
Я считаю, успех был огромным. Не столько с точки зрения продаж этого альбома, сколько с другой стороны. Каждый мой сольный альбом играет очень большую роль в истории Royal Hunt. Мы, кстати говоря, заметили это недавно, сейчас я вам скажу почему. В свое время, когда я сделал “Changing Skin” (1998), в прессе писали: “A зачем он сделал эту пластинку? Ведь звучит все так же, как и Royal Hunt”. Но получилось так, что вдруг “Changing Skin” стал продаваться в Южной Америке в странах, в которых ни одна пластинка Royal Hunt не продавалась - Аргентина, Чили, Бразилия, Колумбия и т.д., а это очень важный для нас рынок. Естественно, на горбу этой пластинки стали продаваться все последующие альбомы. Открыл этот рынок практически “Changing Skin”. Прошло несколько лет, появился “Black On Black” (2002), опять: “Что же он там делает?! Подобие Rainbow и т.д.”. Однако пластинка неожиданно начала хорошо продаваться на юге Европы, в тех странах, где мы вообще пробиться не могли очень долго, пластинки там уходили, но жидко. Испания, Португалия, юг Франции, юг Италии. Теперь, естественно, по пути “Black On Black”, Royal Hunt продается и там, причем продается замечательно. В то время мы не могли сделать и одного концерта в Испании, в этом году у нас их пять, в одной маленькой Испании, не говоря уже о Португалии. То есть, эта пластинка тоже сослужила какую-то службу. Теперь выходит “OceanView”, ну тут у людей буквально пена изо рта пошла. Кто-то начал меня с Моцартом сравнивать, не с положительной точки зрения. Что, мол, я себя им возомнил, чего я абсолютно не делал. Ну, неважно, сделал пластинку, вдруг она начинает продаваться в Австралии. То есть территория, где опять-таки Royal Hunt не продавал ни одной пластинки. Только по импорту примерно три пластинки в год кто-то там покупал. Теперь прошел туда “OceanView” - и пожалуйста, у нас есть компания в Австралии, и там издается “Paper Blood”. В этом году там запланировано четыре концерта. Так что ничего зря у нас не делается, даже если выходят сольные пластинки, не зависимо от критики они каким-то образом прокладывают дорогу Royal Hunt. Теперь ребята шутят, что когда я сделаю следующую пластинку, я буду должен целиться на китайский рынок. (Дружный смех). Будем стараться.
А в Турции есть поклонники Royal Hunt?
Есть немножко, в этом году там будем играть концерт в первый раз.
Андрей, когда у Вас в 2000 году был первый концерт в Москве, впечатления были несколько смазаны – Вам девять часов пришлось проторчать на таможне. Такие обстоятельства не отбили у группы желание снова выступать в России?
Отбило, но ничего не поделаешь. Но дело в том, что…
В чем была причина такой задержки?
Я понятия не имею, мы приехали на таможню в Шереметьево, и вдруг выступили какие-то чины и сказали, что аппаратуры много, и каких-то бумаг не хватает. Причем самое забавное в том, что мы им выдали целую кипу бумаг. При поездках по Европе действует специальная система. Есть папка, в ней несколько страничек, где переписана вся аппаратура, которая с тобой ездит. Она заверяется в таможенной системе Дании, там записывается, что эта аппаратура выезжает, она не облагается налогом. И потом в каждой стране, в которую ты приезжаешь, те таможенники, которым не лень, проверяют эти бумажки и ставят туда печать. И когда мы привезли эту бумажку в Россию, она была избита печатями, ведь мы ездили по всей Европе, и там проблем никаких не было. Аппаратура была вся та же самая. Может быть, эта система таможенников как-то не устраивала. Им казалось, что не может быть так все просто, что приехала группа, поставили печать и проехали дальше. Нет, должны быть какие-то сложности. Возможно, была собственная материальная заинтересованность с их стороны, я не знаю, но аппаратуру не отпускали. А поскольку по-русски в нашей компании говорил только я, естественно, я там и застрял. И где-то часов 10-11 я там сидел, изучал все их кабинеты. А второй раз, когда мы приехали (в 2002 году – прим. авт.), все было уже гораздо быстрее. По-моему, я просидел там всего часа три-четыре. То есть время, сократилось уже будь здоров насколько, на целых семь часов. Так что в следующий раз, когда приедем, может, обойдется и часом. Уже появляется какой-то интерес, прямо как в спорте. (Смеется). Будем делать ставки. Как бывает, когда мы играем в новых для нас местах, где мы не знаем, сколько соберем людей. Мы делаем ставки, записываем все это, и кто-то потом становится счастливым обладателем всего. (Смеется). Вот то же самое будет и с таможней.
Андрей, Вы помните ваш самый первый концерт? С каким чувством и настроением Вы выходили на сцену?
Да я трясся, не знаю как вообще. Я забыл, где это было. Все очень нервничали, конечно. Дело в том, что у меня есть фантастическое
свойство, причем абсолютно никому не нужное. Я вечно волнуюсь за всех, я волнуюсь за гитариста, волнуюсь за барабанщика. А все ли у них хорошо? Услышит ли он “Q”, которое придет в определенный момент? А как с гитаристом, слышит ли он, что мы делаем, запомнил ли он, куда ему идти, куда свет попадет? И у меня миллиард этих деталей в голове, поэтому где-то за пять минут до концерта я кручусь, как мельница. Я ко всем лезу по делу и не по делу, задаю ненужные вопросы. Все прекрасно помнят, все прекрасно знают, а я их все равно спрашиваю. Но в тот момент, когда начинает звучать интро, у меня все нервы пропадают тут же, и я совершенно спокойно выхожу и играю, потому что я понимаю, что с этого момента уже ничего изменить не могу. Но с первым концертом я был как мельница все полтора часа.
А когда был первый концерт Royal Hunt?
Первый концерт был в году, наверное, 88-м. Но самое интересное, что у меня даже есть видео самого первого нашего концерта. Я его, правда, не смотрел уже лет 15-20, наверное, но видео есть. У нас был один приятель, он приходил и снимал все наши концерты. В то время еще не было цифровых камер, у него была огромная камера, на которую он снимал все концерты, и где-то все это лежит.
На российских концертах тоже будут снимать материал для ДВД?
Это я уже не знаю, было бы забавно, смотря, где будет концерт.
Какие либо предложения уже поступали?
Из России - нет. Пока нет, но дело в том, что в России пока еще ничего не назначено ни дат концертов, ничего. У нас есть очень подходящая дырка в нашем туре с первого до десятого ноября. Мы играем концерты до 29 октября, потом у нас выходит свободное пространство, а со второй недели ноября опять начинаются концерты. Вот тут то и есть подходящее время, чтобы поехать в Россию. Но что выйдет в итоге, я еще не знаю. (На настоящий момент известно, что концерт Royal Hunt в Москве состоится 4 ноября 2005 г.)
DVD будут снимать по всему туру, или только какой-то отдельный концерт?
Ну, для DVD кто-то будет наверное снимать что-то забавное «бэкстейдж», все это будет сниматься регулярно, забавных ситуаций обычно происходит масса. Я могу про все эти истории рассказывать еще три месяца. У нас есть на пленках такое, что люди даже и не представляют себе, будто такое вообще возможно. Это все у нас есть, и поэтому чтобы поймать все эти все забавные ситуации, нужно снимать во время всего тура. Ну а снимать каждый концерт невозможно, это стоит каких-то абсолютно безумных денег. Будет выбрано два концерта где-нибудь в середине тура, они будут записаны, а потом уже из них сделаем какой-то микс.
В рамках тура вы будете делать шоу, такие, какие вы устраивали во время тура в поддержку “Paradox”, или это будут стандартные концерты? И что именно будет в России?
Это исключительно экономический вопрос. Я скажу, что в России безумно сложно устроить концерт-шоу такого плана. Потому что вам продают очень дешевые билеты, вы не сердитесь. Это не мой стиль - лезть в экономическую сторону этой всей кухни, но, к сожалению, это действительно так. То есть, если мы сравним, что в Японии средний билет на концерт такого плана, как наш, сегодня стоит 75 долларов, а в Москве, ну дай бог, 20. (На самом деле, цифра уже давно перевалила за эту сумму - прим. авт.) Поэтому разница огромная. Плюс в Японии на концерт, может быть, придет 4000 человек, а здесь, дай бог, 1000 соберется. Поэтому шоу с собой взять практически нереально. Просто группе придется самой за все это платить. В чем, естественно, никто не заинтересован, поскольку концертов надо сделать в районе 50, и если за половину из них платить самим, лучше никуда не ехать. С этой точки зрения ответственность с себя хочу немножко снять, это происходит не потому, что мы получаем какие-то баснословные деньги и просто сидим и себе их под подушку запихиваем. Мы делаем это шоу по возможности, насколько это возможно сделать на определенной территории. Потом, опять-таки безумно дорога и перевозка всего оборудования. Когда мы играли в поддержку “Paradox”, мы тоже не играли шоу в полном виде во всех странах. Потому что реквизит состоял из двух сцен, и все это удовольствие весило чуть меньше двух тонн, и это только то, что было на сцене. И сделать такой номер опять, привезти две тонны в Россию практически невозможно. Это обойдется как минимум в сумму сто тысяч долларов. А если будет, скажем, два концерта, куда придет по 1000 человек, и каждый заплатит по 20 долларов, то сами понимаете… (Смеется).
Вопрос к Вам как к клавишнику: кого из современных клавишников в тяжелой музыке Вы могли бы выделить, кто вам понравился?
Мне Йенс Йоханссон (Stratovarius) очень нравится. Швед один, Ричард Андерссон (Time Requiem, ex-Majestic), почти однофамилец, тоже очень хорошо играет, но у него немножко другой подход, он более такой какой-то гитарист на клавишах.
А каковы Ваши музыкальные пристрастия на сегодняшний день?
Честно скажу, последний год, пока я возился с этой пластинкой, я слушал очень-очень мало музыки. Ведь дело в том, что если я сижу в студии по 10-12 часов в день, желание слушать музыку пропадает окончательно, что у меня и было. Бывают периоды, когда я действительно что-то слушаю, интересуюсь, слушаю какие-то новые пластинки. Это бывает, как правило, когда уже все отбарабанил с собственной пластинкой. Мы слушаем музыку в автобусе во время тура, кто-то дарит какие-то диски. Слушаю по возвращению домой. Последний раз у меня был такой заход перед записью “Paper Blood”. И из таких более-менее известных групп мне запомнились Symphony X, очень понравились практически все их работы. Что делает Торе Остби, норвежский гитарист, мне практически все нравится. У него была совершенно замечательная группа Conception, также он создал Ark. Он, кстати, у ДиСи играл и почти все вещи написал для его первой сольной пластинки. Торе - очень талантливый парень. Если говорить об Ark, то одноименная пластинка мне очень понравилась. Единственная пластинка у этой группы, от которой я был действительно в восторге. Там пел тот же самый певец, что и в Masterplan. (Йорн Ланде – прим. авт.) Он очень хорошо пел, не могу сказать, что я в восторге, но очень понравилось. Наверняка понравившегося на самом деле больше, но вот это то, что я вспомнил сейчас.
Скажите, насколько тяжело было переехать в Данию из Москвы, устроиться на работу, поступить в институт, войти в нормальный ритм жизни?
Сейчас, когда я смотрю назад, на все это время, мне кажется, что все это была ерунда. Это было очень легко. В тот момент, конечно, так не казалось. Я вырос, скажем так, в совершенно регулярной московской семье, единственный ребенок, поэтому особых каких-то трудностей не было, не сталкивался особо с ними. Закончил школу, поступил в институт. А когда я уже попал в Данию, тут игра была совершенно другая. Либо барахтайся как-то, либо тони, есть два варианта, третьего не дано. Ну, пришлось барахтаться очень и очень активно. Но не надо исключать еще и фактор везения. Чего-то сам добился, а где-то и повезло. Нашел вовремя хороший банк, когда хотел взять заём на свою студию. Гарантий у меня никаких не было, но мне попался человек в банке с чувством юмора, дал мне денег. И появилась студия.
И как сейчас дела у этого человека?
У этого человека? Он не страдает. У него дом больше, чем у меня. В общем, тут нужно было вертеться очень-очень быстро. В этом смысле я, конечно, не могу сравнить Москву, Россию 1983 года с Данией 1983 года. Я не знаю точно, что происходит с Россией сейчас. Сейчас совершенно другой темп и отношение иное, все совершенно другое. А в то время все было спокойнее, этакое болото, где ничего не происходило. Как бы ты ни вертелся в свои 20 лет, ты все равно получал не больше, чем остальные, независимо от того, умеешь ты что-то или нет.
В России Royal Hunt стал известен еще до того, как ваши альбомы стали издаваться официально, и бытует мнение, что своей популярностью Вы обязаны пиратам, которые нелегально штамповали ваши диски. Как вы к этому относитесь?
Ну, это вообще нахальство. (Смеется). Очень негативно к этому отношусь. В мое время, естественно, в Москве никаких пластинок я купить не мог. Ни пиратских, никаких, их не было. Я приехал в Данию, и естественно, все друзья, которые у меня были, имели безумные коллекции пластинок, у них было все. Но это не значит, что я бы в магазине стал их воровать. Я пошел работать и зарабатывал изначально, по сути, копейки, но эти копейки я собирал, на них покупал пластинки.
Не секрет, что в свое время на Вас оказала влияние группа Автограф. Это произошло потому, что вы попали на их концерт? Сейчас Автограф возродились и делают прощальное турне, их концерт в Москве был буквально позавчера. Насколько вы считаете оправданной попытку возродить дух 80-х в 2005 году?
Ну а что в этом плохого, собственно говоря, ведь Автограф были эдакой элитарной группой. В то время все сходили с ума по Машине Времени и т.п., а Автограф выделялся среди всего этого. Если сегодня посмотреть на это, то все, конечно, кажется немножко смешным. Автограф хорош для воспоминаний, как я его помню в 1981 году, в каком-то клубе железнодорожников. Сегодня я не могу слушать эту пластинку, меня все заставляют периодически, но это звучит жутко. Но тогда это было что-то новое. Мы не знали тогда, что Автограф использовали в качестве источника своей музыки творчество таких коллективов, как Yes, Genesis, King Crimson. Мы не знали об этом, нам до этого было еще далеко, было очень трудно доставать пластинки, но у кого-то они все же были. До нас не доходила эта музыка, и когда мы увидели все это, олицетворенное в форме Автографа, для нас это стало нечто новым, тем более, что это происходило в Советском Союзе. Это было действительно интересно, буквально кружилась голова. Со временем они отошли, потому что не стали идти дальше в своем развитии. И то, что они делают концерт сегодня, это прежде всего ностальгия, и действительно, многие люди, и я бы с удовольствием, если бы у меня была возможность, посмотрел этот концерт. Я не думаю, что я бы оттуда ушел в каком-то диком восторге, потому что все это я уже слышал сотни тысяч раз. Но собираются же другие группы вместе спустя много лет, и в этом что-то есть, почему бы и нет?
Хотелось бы услышать о Вашем проекте с Полом Лейном…
Да есть такой проект, мы записали с Полом Лейном пять вещей. Пол Лейн - бывший певец Danger Danger, не знаю, чем он занимается
сейчас. Мы с ним решили не делать всю пластинку, только половину, и не знаю, сколько вещей из этого войдет на пластинку. Там будет один или два других певца, масса имен музыкантов называлось, я до конца еще не знаю. Я думаю, этот проект выйдет к новому году. Собственно говоря, вот и все. Пластинка выйдет, на ней будет 10 вещей. Потому что я сочинил 10 вещей, других, по-моему, еще никто не написал.
Сейчас набирают популярность различные проекты в тяжелой музыке, с большим количеством приглашенных звезд. К Вам не поступали предложения поучаствовать в каких-либо из них?
Поступает масса. Но дело в том, как мне кажется, что кроме лейблов, особо эти проекты никому не нужны. Предложения есть, и они поступают периодически, но мне кажется, что можно очень быстро оказаться в ситуации, в которой Гленн Хьюз был лет пять назад. Когда ты поешь где-то на 15 пластинках в год, к тебе в какой-то момент перестают относиться серьезно. Я стараюсь ограничить свое личное участие только в проектах, от которых невозможно отвертеться, потому что это делают мои друзья. Там я принимаю какое-то участие. Предложения поступают, но меня, честно говоря, это не очень интересует.
А правда ли, что Royal Hunt должны были принять участие в подготовке CD-варианта мюзикла “We Will Rock You”?
У нас была совершенно другая история в свое время. Это была рок-опера, которая называлась “Missa Mercuria”. Она тоже была как-то связана с группой Queen, но дальше проекта там ничего не пошло. И там как раз разделилась вся эта история на два лагеря… (Рок-опера, кстати, все-таки увидела свет в 2002 году, и среди вокалистов там значится все тот же ДиСи Купер – прим. авт.)
Вопрос касается тяжелой музыки в целом. Существует мнение, что тяжелая музыка сейчас переживает не самые лучшие времена, и пик ее развития и популярности приходится где-то на 1980-е года. Вы согласны с этим или нет?
Абсолютно не согласен, хотя с этой точки зрения мне тяжело говорить, потому что мы говорим все время какими-то терминами. Вот, например, термин – “тяжелая музыка”. Что есть тяжелая музыка? White Lion? Что называть тяжелой музыкой? Когда по MTV начался весь этот взрыв так называемой «тяжелой музыки», что мы там видели? Cinderella, White Lion, Bon Jovi, а можно ли это назвать тяжелой музыкой? Я не видел там видео Deep Purple, я не видел видео Black Sabbath, я не видел видео Rush и т.д. Тогда показывали только продукцию Лос-Анджелеса 1980-х годов. И самая тяжелая музыка, если уж мы так говорим, из того, что тогда было в ротации, это, наверное, Guns N’Roses. Поэтому с точки зрения терминологии я не согласен. Если мы берем и обобщаем все это, а также тот факт, что быть длинноволосым, ходить в сапогах, играть очень-очень громко в 1980-х было модно, то да, это, безусловно, подъем. С другой стороны, я считаю что пик настоящей тяжелой музыки, как я ее понимаю, и беззастенчиво приписываю к ней Royal Hunt, это, скорее, середина 1990-х годов. Потому что к этому времени многие замечательные группы - Dream Theater, Vanden Plas, кого там только ни было, и мы в том числе - начали выпускать пластинки. Подъем этот, как я считаю, закончился где-то к концу 1990-х. Причины, вызвавшие конец, элементарны - экономический кризис в Японии, которая финансировала рост этой музыки и в Европе. На сегодняшний день, особенно в последние годы, мы видим уже второй, с моей точки зрения, подъем. Потому что когда в Японии эта музыка отошла на второй план, поднялась Европа. Особенно юг Европы, который уже сейчас финансирует подобные музыкальные течения по всему континенту. Мы это видим по продажам в Испании, Португалии, Италии и т.д. Так что если говорить о MTV, то в 1987 году это, конечно, было. Но самое смешное, что нас в тот «клуб» не пускали. Наверное, потому, что мы были слишком какими-то мрачными для них, слишком заумными, что ли. Однако когда в начале 1990-х годов мы сделали первую пластинку, нас внезапно окрестили музыкой 1980-х, что было очень смешно. Поэтому первые два года у нас были достаточно турбулентными. Каждый журналист пытается приклеить какой-то ярлык, и для группы, естественно, лучше всего, когда она уже определилась с течением, стилем. А мы были понемногу везде - и прог вроде, и хард-рок, и еще чего-то, чем в свое время очень раздражали критиков. (Смеется). Но как-то утряслось со временем.
Насколько Вы считаете естественным и нормальным процесс, когда очень многие, взрослея, перестают играть тяжелую музыку, считая это детским увлечением, и начинают заниматься, по их мнению, серьезными вещами?
Это совершенно не естественно, это происходит только в этой стране. Потому что у вас жизнь гораздо тяжелее. Поэтому здесь люди вынуждены заниматься чем-то другим. Ведь вы представьте себе, что если бы в 1983 году я не уехал в Данию? Вот какое у меня было бы будущее, как у музыканта? Никакого. У меня не было никаких пап, которые меня куда-то могли толкнуть, не было связей. Никогда в жизни я бы не попал бы в Росконцерт, Москонцерт какой-нибудь, как тот же самый Автограф. Почему я пошел в медицинский институт? Потому что родители тоже сказали: “У тебя будет хоть какое-то образование, а так, где ты будешь работать? По вечерам хочешь играть, так играй на здоровье, бог с тобой.” Когда я приехал в Данию, у меня все перспективы изменились полностью. Мне и не нужно там никакое образование, через несколько месяцев я мог уже сам себя обеспечивать. Потому что у нас музыка - это работа такая же, как и любая другая. Никто не удивляется, когда я разговариваю с адвокатом или с доктором, и меня спрашивают: «Чем ты занимаешься?», и я отвечаю, что я музыкант. Это такая же работа, как адвокат или автомеханик. В России все по-другому, люди бросают тяжелую музыку, потому что у вас, насколько я понял, хорошие музыканты практически голодают. Конечно, кто-то крутится, кто-то вертится, что-то делает, но большинство голодает. Поэтому есть люди, которые после двадцати лет начинают искать какие-то более серьезные источники дохода. Я прекрасно их могу понять. Каждый хочет чего-то добиться, но здесь это практически не возможно. Получается у одного из сотен тысяч. В России этим можно заниматься 20 лет и в принципе никуда не выбраться. На Западе такое тоже может произойти, но гораздо реже.
Выражаем благодарность Артуру Григоряну (Art Music Group) за предоставленные аккредитации на пресс-конференцию и за организацию интервью.
Вопросы задавали Сергей “Anklav” Иванов, Наталья Хорина, Ксения Хорина, Дмитрий “Ward” Куликов
Подготовка и обработка материала – Сергей “Anklav” Иванов
Фото – Сергей “Anklav” Иванов, Наталья Хорина, Дмитрий “Ward” Куликов
В данном материале использованы отдельные вопросы других журналистов, присутствовавших на пресс-конференции, но поскольку участники пресс-конференции не представлялись, идентифицировать их авторов мы не имеем возможности.
25 июня 2005 г.
21 июл 2005
просмотров: 2689
|
|
Сообщений нет
Комментарии могут добавлять только зарегистрированные пользователи.
Вы можете зарегистрироваться на сайте или залогиниться через социальные сети (иконки вверху сайта).